Продолжение. Начало читайте здесь… В комнату тихо вошла Маруся, она подошла к кровати, наклонилась к матери и прошептала, что пора ужинать и она уже накрыла на стол.
Мать разбудила Серафиму и, встав с кровати, велела дочерям идти пить чай. Старшая, сославшись на плохое самочувствие, не вышла к столу. Она была подавлена и опустошена и, закрыв глаза, она забылась тревожным сном. Утром никто её не потревожил, даже Марусе отец запретил заходить в комнату, объяснив, что сестре нужно побыть пока одной. Три дня девушка не выходила из комнаты, лишь мать приносила и уносила еду, к которой та даже не прикасалась. Мама изредка гладила её по голове, приговаривая, что всё будет хорошо.
Бедная Серафима пыталась осознать, почему такая несправедливость случилась с ней, за что Господь так её наказывает. Погружённая в свои горестные мысли, она ничего вокруг не замечала, будто и не жила. Её душа словно заиндевела, а сердце кровоточило. Наконец она очнулась, от этого кошмарного сна и приняла для себя твёрдое решение. Михаил оказался ничтожеством, он предал её, променяв любовь на деньги, поэтому она вычеркнет его из своей жизни и немедленно даст согласие на свадьбу с Николаем.
Бедная Серафима, не зная настоящей правды, винила во всём своего любимого. И хотя в душе ещё теплился слабый огонёк любви к Михаилу, разумом, в котором кипела боль и обида, она старалась заглушить в себе это чувство, превращая его в костёр ненависти, выжигающим эту несчастную первую любовь. Хотя ей было очень тяжело, Сима, позвав родителей, объявила им о согласии выйти замуж за Николая. Те облегченно вздохнули, и стали готовится к свадьбе. Всё пошло своим чередом, как и планировал отец Серафимы.
От местных Маруся узнала, что Михаил работает на фабрике в городе. Исправно каждый месяц шлёт матери письмо и деньги. В письмах, которые ей читает батюшка, пишет о том, как он хорошо устроился в городе, ему очень там нравится, и возвращаться в деревню он не собирается.
Девушка рассказала сестре, но та лишь посмотрела на неё с такой тоской, что в груди Маруси от жалости сжалось сердце.
На Покрова Серафима и Николай поженились. Свадьбу отмечали почти неделю, гуляли всей деревней. Семьи Серафимы и Николая не поскупились на угощение и выпивку. На радостях отец жениха подарил им коляску с парой лошадей, предмет зависти всех зажиточных деревенских. И только Маруся, понимала и сочувствовала сестре, видя её потухший взор и неестественную бледность. Все остальные списали это на скромность, да недавнюю болезнь невесты. Отец Серафимы настоял, чтобы молодые жили отдельно, так мол, быстрее привыкнут друг к другу. Он купил им небольшую избу в Ново-Григорьевке. Там молодые и поселились.
Разрыв с Михаилом очень изменил характер девушки. Она стала настороженно относиться к людям, боясь какого-нибудь подвоха с их стороны. В её прекрасных карих глазах читалась печаль, безразличие и холодность. Внешне Серафима казалась спокойной и покорной, но это было не так. Внутри неё шла жестокая борьба между разумом и сердцем, где в результате мученических страданий, победу одержал разум. И сердце закрылось, изгнав навсегда любовь.
Нелегко пришлось и Николаю. Привыкший к женскому вниманию, он был обескуражен поведением супруги. Думал, ну, поломается немножко, а потом сама будет льнуть к нему — стерпится-слюбится. Женщины всегда обожали его, а раз Серафима стала его женой, то значит должна почитать своего мужа и во всём быть ему послушной.
Но всё случилось иначе. Она замкнулась в себе, стала молчаливой, почти не улыбалась, чтобы реже видеться с мужем и уделять ему внимание, загружала себя домашней работой до самой ночи. Сима не разрешала мужу прикасаться к себе, и Николаю даже стыдно было признаться, что у них ещё ничего не было в постели. Да, он по-своему любил, но и побаивался этой неприступной красавицы, ставшей его женой.
Позже он изменил тактику и, решив хоть как-то расположить к себе женщину, старался помогать и угождать ей во всём, часто хвалил, баловал обновками и говорил о своей любви. Сначала поведение мужа раздражало и злило её. Но увидев, как изменилось его отношение к ней, подумала, что тот ни в чём не виноват, и стала более приветливой с ним. Истерзанная душа её жаждала теплоты, ласки, и, как тянется первый несмелый росток к солнышку, так и Серафима раскрылась навстречу чувствам Николая.
Мужа выбрали председателем правления, и она даже начала гордиться им. Когда супруг подолгу задерживался на работе, переживала и ждала его, а порой и укоряла, что так много работает и не бережёт себя. Николай был очень доволен, что Сима стала с теплотой и лаской относиться к нему. Семейная жизнь наладилась. Вскоре у них родилась дочь Елена, в которой Серафима души не чаяла.
Нет, любви к Николаю она по-прежнему не испытывала, это было какое-то другое чувство. В нём сочеталось: и душевное тепло, доброта, уважение как к мужчине, к отцу. Женщина успокоилась, полностью, окунувшись, в маленькое семейное счастье. Что ещё нужно? Дочка росла красивым и здоровым ребёнком; мужа уважали и ценили на работе; в доме был, хотя и небольшой, но всё же достаток, не бедствовали; родители все живы-здоровы.
Но как бы ни было, а суть человеческая не меняется, даже с годами, всё возвращается на круги своя. Николай стал часто допоздна задерживаться на работе, а иногда даже и не приходил ночевать, объясняя это тем, что очень много работы. Жена верила ему и жалела. Но мир не без любопытных людей. Серафиме стало известно, что у Николая появилась зазноба в соседней деревне. Сначала она не поверила, считала, что люди просто от зависти болтают.
Но когда муж в очередной раз сказал, что много работы и он не придёт ночевать, Сима решила всё проверить сама. Уложив ребёнка спать, она оделась и достала из комода пистолет, который выдали мужу на всякий случай. Смутные настали времена — коллективизация, раскол казачества. Зима выдалась холодной, снежной и Серафиме пришлось идти к правлению по сугробам. Щёки её горели от волнения, и она не замечала ни лютого мороза, ни неба, чёрного, точно бездна, на котором сверкали далёкие холодные звёзды.
Подойдя к дому и увидев, что в окнах темно, а на двери висит замок, Сима прямиком отправилась к Иванычу, что возил её мужа. Она не знала, где живёт полюбовница мужа, а кучер мог знать, возможно, даже подвозил не раз. Подойдя к нужному дому, она постучала в ставень окна. Со словами: «Кого это там принесло, на ночь глядя?» — хозяин открыл калитку. Увидев Серафиму, он очень удивился. А узнав, зачем она пришла к нему, сильно испугался, сказав, что председатель убьёт его. Но бедная женщина так умоляла, что тот согласился. Всю дорогу они молчали, каждый думал о своём. Иваныч укорял себя за мягкость и беспокоился, как бы председатель не узнал, что он возил его жену. Серафима же с ужасом думала, неужели её опять предали.
Когда показалась околица соседней деревни, было уже позднее время, и почти все окна домов темны. Мужчина указал кнутом на крайнюю избу, где светилось окошко. Оттуда доносились звуки гармони. Серафима, велев ему ждать, отправилась по протоптанной дорожке к дому. Снег громко скрипел под ногами, точно жалуясь на свою хрупкую, временную жизнь. Серафима была так напряжена, что даже не обращала внимания, что её могут заметить через окно или услышать хруст снега под её ногами. Она толкнула не запертую калитку и поднялась на крыльцо.
Дверь в комнату была открыта настежь. Точно во сне, она вошла и остановилась, поражённая увиденным. В углу комнаты стоял стол, на котором горела керосиновая лампа, освещая закуску и початую четверть самогона. За столом в исподнем сидел Николай, а на коленях у него пристроилась полуголая пьяная бабёнка. Он что-то шептал ей на ухо, а она громко хохотала. Напротив, сидела ещё одна парочка, парень с гармонью и молоденькая девушка. Гармонист играл какую-то незатейливую мелодию. Все были уже достаточно пьяны и прихода Серафимы никто не замечал.
Бедная женщина не в силах была сдержать себя, слепая ярость захлестнула её! Достав пистолет, она шагнула на середину комнаты и, не целясь, выстрелила в соперницу. Та, завизжав от страха, кинулась под стол, туда шмыгнула и вторая парочка. Николай подскочил к жене и вырвал у неё пистолет, Серафима ударила его наотмашь по лицу и выбежала на улицу. Она подошла к саням и сиплым голосом сказала Иванычу, чтобы он ехал домой. Тот дёрнул вожжи и сани тронулись.
Вдруг из калитки выбежал Николай. Он был в сапогах и наскоро накинутом прямо на исподнее тулупе. Крикнув: «Серафима, погоди!» — побежал за санями. Женщина даже не оглянулась, только сказала: «Иваныч, гони!» Мужчина стегнул кнутом лошадь, и она прибавила хода. Затем, он быстро оглянулся назад, Николай бежал за санями. Он падал, поднимался, снова бежал и кричал: «Серафима, прости, Серафима!..» Сани уже выехали за околицу деревни. Иваныч ещё раз оглянулся и увидел, как Николай упал и не в силах подняться пополз по снежной колее. Снег залепил ему лицо, набился в рот, но он полз и охрипшим голосом продолжал кричать в след саням, уносившим Серафиму.
Краем глаза посмотрев на женщину, Иваныч заметил, что она сидит неподвижно, губы сжаты в тонкую линию, лицо бледное, глаза прикрыты. Встревожившись, он спросил всё ли у неё в порядке. Та ответила сдержанно, всё, мол, нормально, и ещё больше вжалась в сани. Иваныч, слышавший выстрел, был крайне удивлён её спокойствием, но Сима всю дорогу молчала, а он не решился её тревожить. Он вдруг почувствовал уважение и сострадание к этой женщине, ему теперь было всё равно, узнает ли председатель про эту поездку или нет.
А Серафима, осмысливая всё случившееся, приняла для себя главное решение в жизни. Что есть любовь? Зачем она ей? Любовь к мужчине, которая принесла ей столько боли и страданий, которая разрушила всю её жизнь, выжгла душу и иссушила сердце. Нет, она ей больше не нужна. Эта любовь убила в ней женщину, теперь она только мать, которая любит беззаветно своё дитя и готова отдать ему всю свою нерастраченную любовь, нежность и всю жизнь, без остатка.
И ей вдруг почему-то сделалось так легко. Она ощутила спокойствие и пустоту, словно ответила на главный вопрос в своей жизни. В раздумьях женщина и не заметила, как подъехали к её дому. Серафима поблагодарила возницу, и вдруг улыбнулась, кивнула и пошла к дому. Иваныч споро дёрнул вожжи и отъехал. Его поразила улыбка этой необычной женщины, страдальчески-вымученная, но в тоже время, победная. Словно человек принял для себя какое-то важное волевое решение. «Какая сильная женщина!»-подумал он с уважением о ней.
Серафима вошла в комнату и опустилась на колени перед люлькой, в которой мирно посапывала её полуторагодовалая дочь. С умилением, глядя на дитя, подумала: «Вот оно счастье и любовь, а вся её жизнь, да и остальное не имеет значение». Она поправила детское одеялко и, не раздеваясь, легла на свою постель. На неё сразу навалилась какая-то тяжесть, Серафима закрыла глаза и будто провалилась в пропасть.
Тихий стук в окно разбудил её, на дворе было раннее утро. Дочурка ещё не проснулась. Сима поднялась и открыла дверь. На пороге стоял Николай. Взгляды их встретились, и он понял, что прежней жизни у них никогда уже не будет. Жена, не впуская его, вышла на крыльцо и тихо притворила за собою дверь. «Лена спит. Давай здесь всё обговорим», — твёрдо сказала она. Муж, молча, кивнул и приготовился слушать. Серафима сказала, что теперь он ей никто, как и она ему — будут жить как соседи. Затем открыла дверь и вошла в дом. Постояв немного на крыльце, Николай тоже зашёл.
Он снял тулуп и остался в рубахе. Серафима, растопив печь, обернулась в его сторону. Она увидела, что плечо его было перевязано какой-то тряпицей, поверх которой выступила кровь. Женщина усмехнулась: «И как же хорошо, что я в тебя попала, а не в полюбовницу твою, жаль вот, только ранила, а не убила поганца». Николая передёрнуло от этих слов. Он сел на лавку и, прижавшись к тёплому боку печки, прикрыл глаза. Серафима налила в плошку тёплой воды и обработала рану, которая оказалась лишь глубокой царапиной. Две недели она, молча, ухаживала за ним: меняла повязку, кормила, обстирывала, правда, спал он на кровати один, жена обитала на печке. У Николая затеплилась надежда, что жена перебесится и простит его.
Однажды, придя с работы, он застал жену у печи, готовящей ужин, и попытался обнять её. Но женщина отбросила его руки и с такой брезгливостью посмотрела ему в глаза, что тот, извинившись, быстро ретировался в комнату и даже не вышел к ужину. Утром Серафима грозно ему сказала, чтобы он к ней даже не прикасался, они чужие. А через месяц Николая перевели в сторожа за растрату общественных денег.
Средств на жизнь стало не хватать, пришлось продать, а практически отдать даром, коляску и лошадей. Часть денег потратили на хозяйство. Купили пять курочек-несушек, пару гусей и козу. Кое-как продержались до лета. Серафима нанялась на уборку пшеницы, там платили зерном или мукой и можно было хоть как-то прожить — ещё и огород спасал. Она работала днём, а Николай дежурил по ночам. Днём же был с дочерью. Как-то, в один из дней ранним утром Серафима собралась в поле, дойдя до околицы, присоединилась к шедшим на уборку бабам и мужикам.
Погода стояла ясная, безветренная. Громко стрекотали кузнечики, прыгая с травинки на травинку, словно играли в догонялки. Порхали разноцветные бабочки. Они пили сладкий нектар, засовывая тонкие хоботки в сердцевинки цветков. Серафима приступила к работе. Серпом срезала спелые, золотые колосья, вязала в тугие жгуты-пояса и складывала их друг на друга. Затем, перевязывала таким же поясом и получался сноп. Работа спорилась; время летело незаметно; вот уже и солнышко поднялось высоко, начало припекать. Женщина разогнула мокрую ноющую от усталости спину.
Прикрыв ладонью глаза, посмотрела на солнце, пора немного отдохнуть и пообедать. Расположившись на земле, она развязала узелок с едой. От усталости есть особо не хотелось; она попила воды и улеглась отдыхать. Посмотрела на небо: какое же оно яркое и бездонное. Так бы и утонула в этой глубине! Но вдруг до неё донеслись далёкие крики. Женщина прислушалась: «Казаки! Казаки!» Серафима вскочила и увидела, что к горе, где стоит церковь, громко крича, бегут бабы с малыми детьми, старики и подростки. Впереди всех бежал Николай, он был один. От дурного предчувствия у Серафимы ёкнуло сердце. «А где Лена?!» — закричала она вслед убегающему мужу. Тот махнул в сторону села и крикнув: «Там… в доме…», — побежал ещё быстрее.
Женщина похолодела от услышанного и взглянула на деревню: на некоторых домах уже полыхали крыши. Серафима бросилась к своему дому, как полоумная: «Там же дочурка!» В висках стучала кровь, несколько раз она падала, разбивая колени в кровь, но не чувствуя боли, поднималась и бежала, бежала, подхлёстывая себя: «Я успею! Успею! Успею!..» Точно вихрь, влетев в избу, она схватила спящего ребёнка и выскочила на улицу. Не чувствуя под собою ног, Серафима побежала к церкви. Вот уже и околица, поле… И вдруг топот копыт за спиной. Женщина свернула в поле. Утопая в пшенице, с плачущим ребёнком на руках, Серафима бежала по полю, как загнанный зверь. Казаки догнали её и окружили.
Обессиленная женщина, прижимая к вздымающейся груди испуганное дитя, с ужасом смотрела на казаков. Один из них подъехал ближе и замахнулся шашкой. Серафима закрыла глаза и ещё крепче прижала к себе дочь, точно пыталась спасти ребёнка, спрятав его в себе. «Всё, это конец», -промелькнуло в голове.
«А ну стой! Не трогай матку, нехай живёт». Бедная женщина открыла глаза и увидела подъехавшего на вороном коне пожилого дядьку. Казак, поднявший на неё шашку, недовольно спросил: «Атаман, а что ж с нею делать?» Тот посмотрел в полные страдания и мольбы глаза Серафимы и велел отпустить: «Нехай идёт с Богом».
Как только они ускакали, обессиленная женщина повалилась на землю. Слёзы покатились по щекам. Они лились солёными ручейками, точно вымывая всю накопившуюся обиду, боль, страх и неимоверную усталость из её многострадальной души. Рядом сидела Леночка, которая удивлённо смотрела на маму и никак не могла понять, почему та так горько плачет. Немного придя в себя, Серафима обняла дочь и, расцеловав, крепко прижала к себе. Какое же это счастье, они остались целы и невредимы. Это Господь помог, защитил… Поднявшись, она взяла дитя на руки и медленно пошла в деревню.
Изба уцелела, лишь всё в ней перевернули, но это нисколько не огорчило Серафиму. Она усадила ребёнка на печку и стала быстро наводить порядок. Лена внимательно наблюдала за мамой, как та собирала рассыпанную по полу картошку, сметала в совок крупу и высыпала её в миску, а затем они вместе, взяв ведро, пошли за водой на колодец. Потом мама затопила печку, налила в чугунок воды, насыпала промытую пшеницу и поставила томиться. На печке девочку разморило, и она уснула.
Как только каша была готова, Серафима разбудила дочь. Они с удовольствием поужинали, ведь не ели целый день. Перенеся ребёнка на кровать, Сима притулилась рядом и стала рассказывать дочери сказку, пока та снова не уснула. Ласково погладила её по головке, поцеловала и расслабившись тоже уснула.
Ночь прошла спокойно. Напуганные жители, прятавшиеся в церкви, стали возвращаться в деревню только под утро. Среди них был и Николай. Он поднялся на крыльцо, но в дом войти у него не хватило духа, так и остался сидеть на ступеньках. Проснувшись, Сима с нежностью посмотрела на сладко спящую дочь и улыбнулась. Но воспоминание о вчерашнем дне, сжали сердце будто тисками. Она побледнела, думая о муже. Неужели ради спасения своей шкуры Николай обрёк своё дитя на смерть? Это не укладывалось в её сознание — как он мог? И ей вспомнились годы, прожитые вместе с Николаем, горькая усмешка пробежала по губам. Но взглянув на тихо посапывающего ребёнка, её взгляд смягчился. В сердце живительным теплом разлилась нежность, сдвигая страдания в глубину души, на самое её дно. Тихонько, чтобы не разбудить ребёнка, она поднялась, оделась и вышла на крыльцо. Увидев, сидевшего на ступеньках мужа, нахмурилась, но не ушла.
Мельком взглянув на жену, заметил, что она была немного бледна, но как-то уж слишком спокойна, и это пугало его. Почувствовав на себе взгляд Серафимы, Николай поднял голову, их глаза встретились. Жена смотрела на него таким пустым, холодным взглядом, что он вздрогнул и опустил голову. Ему показалось, что её глаза вывернули его душу наизнанку. Он упал на колени и, обняв её ноги, стал молить о прощении. В ответ ни слова.
Серафима с неприязнью отстранилась, точно боясь испачкаться. «Прости, молю тебя, прости», — плакал Николай. «Хватит!» — резко сказала она. Он замолчал и, подняв голову, ещё раз взглянул на жену. «Бог простит, а я никогда», — спокойно добавила Серафима. В этом спокойствии смешалось всё: боль и ненависть, жалость, презрение и твёрдость принятого решения. Николай почувствовал всю неотвратимость приговора. Он потерял всё! Жена никогда не простит его!
Серафима ушла в дом, закрыв за собой дверь. Немного постояв возле крыльца, Николай, шатаясь, медленно побрел со двора. Он шёл точно пьяный.
Сима подошла к столу и сев на лавку, горько заплакала. Она оплакивала свою несчастную бабью долю. Проснулась Леночка и позвала её. Мать, тяжело вздохнув, утёрла слёзы и взяла дочь на руки. Она старалась выбросить из головы тягостные думы, отдавая всю свою любовь и ласку ребёнку.
Весть о нападении казаков на деревню быстро облетела близлежащие сёла. К вечеру приехали Серафимины родители. Они были встревожены и напуганы произошедшим, но увидев дочь и внучку живыми и невредимыми, немного успокоились. Сима рассказала родителям о том, что произошло. Узнав все подробности случившегося, отец рассвирепел, а мать заплакала, причитая, как же зять мог так поступить, ведь он же мужчина и отец. Серафима собрала кое-что из вещей и отнесла их в телегу.
Она решила отдать дом соседям во временное пользование. Их изба сгорела, а куда деваться с четырьмя детьми? Узнав столь приятное для них известие, те не знали, как и благодарить её. Но Серафима, прервав их излияния, сказала, что очень торопится и, пожелав всего доброго, быстро вернулась к телеге, где дочь и родители ожидали её. Выехав за околицу, она бросила прощальный взгляд на деревню, на дом и подумала, что туда она больше не вернётся. Так печально закончился ещё один период её жизни.
Кони уносили Серафиму всё дальше и дальше от той страшной ночи, и она стала успокаиваться.
Зато отец никак не мог прийти в себя. Он всю дорогу корил себя: как же он не смог разглядеть в зяте такого негодяя. Вроде бы из почтенной, интеллигентной семьи… Вспомнился вдруг Михаил. За душой ни гроша, а как благороден и силён духом. Ради любви сломал свою судьбу. А он, отец, из-за тугой мошны лишил дочь счастья. Слепец, да и только!.. Но не изменишь уже ничего… И, чувствуя свою вину перед Симой, он поклялся, что будет помогать ей и исполнит всё, чего бы она ни пожелала.
По приезду домой первое, что сделал он, нанёс визит родителям Николая. Тот ещё не возвратился домой, и сваты не знали о бесчестье сына. Поведав им о случившемся, отец Серафимы пригрозил, что, если они не уедут из деревни, он всем расскажет об их позоре. Те, молча выслушали его, лишь мать, всхлипывая, причитала: «Как же так, что он говорит?» А через неделю, спешно, за копейки распродав живность и дом, семья Николая покинула деревню.
Серафима спокойно жила в родительском доме и растила дочурку. Дед с бабушкой и тётка в ней души не чаяли, а потому страшно баловали. Маруся через год вышла замуж за Василия, простого деревенского парня. Он был спокойный, непьющий, работящий. Отец не перечил выбору дочери, помня свою вину перед Симой, да и лишние мужские руки в хозяйстве не помешают. Жили все вместе дружно, много работали, а вечерами собирались за столом попить чайку из самовара с душистым вареньем, да поговорить о хозяйственных нуждах. Всё шло своим чередом.
Серафима растворилась в дочери, отдавая ей всю свою любовь. Лена росла добрым и ласковым ребёнком. Ей уже исполнилось пять лет, и она старалась чем-нибудь помочь то Марусе, то матери, то бабушке. Задавала много вопросов и была сообразительна не по годам.
Особенно любила деда, ходила за ним хвостиком, порой мешая, но её смешливая, а порой хитрющая рожица умиляла его. Он часто брал внучку с собою в город на базар, покупал обновки, леденцы и конфеты, которыми та угощала всех домашних и ребятишек на улице. Серафима укоряла отца: деньги достаются тяжким трудом, а он пускает их на ветер и только портит ребёнка. Дед лишь довольно усмехался в бороду да заговорщицки подмигивал внучке. У Маруси с Василием пока не было детей и Леночку, как единственного ребёнка в семье, любили и баловали все, что очень сердило Серафиму, хотя сама любила её безумно. Дочь росла доброй, весёлой и любознательной.
Деревня разрасталась, пополняясь новыми жителями, среди которых были семьи и из обрусевших немцев. Дети играли вместе, учась друг у друга новым играм и даже языкам. К шести годам Лена научилась хорошо понимать и говорить по- немецки, что постоянно демонстрировала домашним. Дед удивлялся, как такая малышка научилась чужому языку, и очень гордился внучкой.
Наступил 1929 год. Лену пора было отдавать в школу, восемь годков уже исполнилось. Тогда детей брали с восьми лет. Отец купил Серафиме в селе Воронцево-Александровском полдома, поближе к городу и школе. Перевёз их, и началась у Серафимы с дочерью самостоятельная жизнь. Чтобы на первое время быть рядом с Леной, она устроилась уборщицей в школу. Жили скромно, но каждый выходной ездили к родителям в гости. У Маруси с Василием родилась девочка, а через год сынок, семья увеличилась. Родители помогали, как могли, Серафима чувствовала их поддержку.
В тоже время она понимала, родителям тоже не сладко, да ещё и мама стала часто болеть. Да и отец как-то сдал за последнее время. Сима старалась сама поднимать дочь. Даже встретившись случайно с отцом Николая в городе, когда тот, расспросив о внучке, предложил помощь, она отказалась.
В конце 1929 года Николая и Серафиму развели. Как-то придя из школы, дочь спросила об отце, на что мама ответила, что он уехал далеко и надолго. И попросила Лену больше не разговаривать на эту тему. Вот когда подрастёшь, мол, сама всё узнаешь. Сказала это так строго, что девочка больше не расспрашивала об отце.
А Серафима старалась не вспоминать прошлое, не бередить рану, которую старательно пыталась залечить временем, отдавая всю себя без остатка ребёнку. Дочка училась хорошо, и учителя часто хвалили её. Она и дома, и в огороде старалась помогать маме. Единственный минус -задиристый характер. Дружила в основном с мальчишками, дралась и хулиганила, как они. И сколько бы мать с ней не разговаривала, объясняя, что она девочка и не должна себя так вести, ничего не помогало. Хотя в душе Серафима даже радовалась, что у дочери её характер и она может за себя постоять. Мальчишки её уважали, а некоторые даже побаивались, но брали в свои игры с удовольствием — не подведёт.
Лена становилась вполне самостоятельной. Серафима ушла из школы. Платили там уборщицам копейки, а времени уходило много. И на дом и огород, от которого больше проку, времени и сил почти не хватало. Но Господь был благосклонен к ним, и концы с концами как-то они сводили.
Зимой 1937 года, после долгой болезни, умерла мать Серафимы, а через три месяца после её похорон, слёг и отец. Врач, приглашённый из города, сказал, что он долго не проживёт, так как у него инфаркт, а нужных лекарств нет даже в городской больнице. Как только уехал доктор, отец велел зятю Василию привезти дочь с внучкой. Обеспокоенная Сима, взяв Лену, немедленно отправилась к отцу. Он лежал в спальне; лицо бледное, почти безжизненное, глаза прикрыты. Серафима испугалась — неужто умер!.. Но он вдруг открыл глаза и тихо позвал её.
Подвинув стул к кровати, она села, взяла руку отца и прижала к губам. По её щекам покатились слёзы. «Не плачь, родная. Видимо, пришёл мой черёд уходить, но прежде я хочу кое-что рассказать тебе. Страшный грех совершил. Виноват я очень перед тобой дочка. Плохо поступил с тобой и Михаилом». Серафима печально посмотрела на отца и сказала: «Не надо ворошить прошлое, что было, то прошло». Но отец рассказал ей всю правду, как обманул её, сказав, что Михаил из-за денег предал её; как запугал парня, что убьёт Серафиму и пустит по миру семью Михаила; как заставил написать, под свою диктовку, злополучное письмо, в котором тот отказывался от Серафимы.
А та слушала отца и не могла поверить. Ей было горько думать, что всеми несчастьями в своей жизни, она обязана своему отцу, которого так любила и уважала. «Прости, если сможешь, дочь», — со слезами на глазах попросил он. Видя, как угасает жизнь в этом некогда сильном и властном человеке, как он беззащитен и слаб перед последним порогом, сердце Серафимы сжалось, и она выдохнула: «Прощаю». Отец облегчённо вздохнул и попросил позвать внучку. Леночка подбежала к кровати и поцеловала деда. Потом они долго разговаривали, о чём-то спорили, дед повеселел и даже попросил чаю. Под утро он умер. Отца похоронили рядом с матерью.
Через два дня Василий отвёз Серафиму и Лену домой, в Воронцовку. Прощаясь, он попросил, чтобы Сима не забывала их и, как и прежде, приезжала в гости. После смерти отца Серафима почувствовала себя одинокой и опустошённой.
Ирина Владимировна Деньгова (Лукашенко)