Напечатав и собрав материал о посёлке «Туркмен» по многочисленным просьбам и комментариям небезразличных к истории края читателям я решил продолжить публикацию об уходящей истории. Рассказывать об этом поселке можно много, но я думаю, что лучше слов будут фотографии из выселенных бараков (двух этажные дома, с восемью трех комнатными квартирами, с печным отоплением) и таких там шесть.
Лично я приезжал в этот поселок много раз, и впервые когда мне было 5-6 лет. Я был там со своей бабушкой Акулиной Степановной. Мы приезжали к Лебедевым тёте Маше, тёте Нине к моему брату Маркину Василию. В местном клубе под руководством тёти Маши ставился спектакль «Приключения Незнайки». Но тогда мне не удалось его посмотреть, так как нужно было уезжать. Несколько раз мы приезжали в «Туркмен». Добирались на электричке до станции Решетниково, а потом с другого вокзальчика и с него на дизельной дрезине с 3-4 вагончиками по узкоколейной линии мы ехали в посёлок «Туркмен».
Историческая справка такова, как посёлок основан в 1926 году, для рабочих обеспечивающих торфоразработки. А вот название возникло после договора по обеспечению энергетическим торфом Реутовскую текстильную фабрику, которая в то время была передана Туркменской ССР и называлась «Туркмануфактура», отсюда название посёлка.
Также на это торфопредприятие высылались бывшие репрессированные, на поселение как 101 километр. Посёлок имел свой клуб, большую библиотеку, сад-ясли, банно-прачечный комбинат, дома отапливаемые печами, в каждом доме 2 подъезда, а в них восемь 3-х комнатных квартир. Самым знаменитым поселенцем с 23 июля 1954 года по 10 октября 1956 года был Варлам Тихонович Шаламов — русский прозаик и поэт, но жил и трудился в посёлке агентом по снабжению на Решетниковском торфопредприятии. Именно в это время им написаны знаменитые «Колымские рассказы».
Более свежие воспоминания были связаны с поездкой в посёлок «Туркмен» в 2014 году. Тогда был юбилей Варламу Шаламову (105 лет) и эта поездка также открыла для меня много нового и интересного. Именно тогда старожил Валентина Арсентьевна Савичева рассказала о самом посёлке и небольшие воспоминания о Варламе Шаламове.
Более полными воспоминаниями поделилась Нина Васильевна Маркина. Она будучи соседкой по комнате, а жили они в трехкомнатной квартире три семьи Лебедевы, Овчинниковы и Шаламов. Нина будучи 23 летней девчонкой убиралась в комнате Шаламова. Её воспоминания отразились в видео ролике. Интервью с Ниной Васильевной Маркиной
— Нина Васильевна, Вы жили с Шаламовым в одной квартире и часто встречались. Что Вы можете рассказать о том, как вам жилось вместе?
— Н. В. Маркина (уроженка пос. Туркмен, в 1950-е гг. по профессии – уборщица): Не только встречались. У нас квартира была из трех комнат. В первой жила Овчинникова Надя, во второй мы с мамой (отец у нас погиб на фронте), а он – в третьей. У нас десять квадратных метров и у него десять квадратных метров была комната.
В комнате у него стояла казенная кровать, большой стол, тумбочка и печка. Я убиралась у него в комнате с его разрешения, он мне не запрещал. Он только предупредил, чтобы я не перекладывала ничего, говоря: «Это начало моих рассказов». И на тумбочке и на столе у него всюду лежали какие-то бумаги.
Я посмотрю на них, но не читала и не трогала. Пол вымою, пыль соберу в неделю три раза; кровать он сам всегда застилал. Спал он очень мало, наверное, часа по два, два с половиной. Потому что он часто ходил в библиотеку. Он тогда познакомился с заведующей нашей библиотекой Валентиной Георгиевной Агеевой. Она доверяла ему ключи. Он даже закрывал сам.
Она уходила в девять, в десять, а он до одиннадцати бывал там. А ключи заносил к нам, потому что моя мама (Елена Андреевна Лебедева – С. А.) была там уборщицей. Он бывал в библиотеке каждый день, и она (В. Г. Агеева) уже привыкла к нему. Он даже заставил ее учиться. Она же не кончила ничего, а потом она курсы кончила. У него лампочка была: он привез оттуда, где он сидел.
Я такой лампочки керосиновой, а она была такая фигурная, нигде больше не видела. И он дорожил ей. Там, где он сидел, кто-то ему сделал ее. Он говорил, что когда он уезжал оттуда, ее ему подарила какая-то женщина. И вот он эту лампочку после двенадцати (до двенадцати еще свет горел) зажигал. Полвосьмого он уже уходил на работу.
— Шаламов что-то рассказывал о себе, был общительным человеком, или нет?
— Н. В. Маркина: Ничего. Даже мама моя не спрашивала его. Только два раза мы как-то посидели. Ему очень понравился наш народ «туркменский», все с ним были очень хорошо. У нас козы были, и мама угостила его как-то молоком. А он покупал молоко у одной женщины, у которой была корова.
А потом уже, когда мама ему сказала: «Что ты берешь у нее молоко? Вон, козы есть, нам хватает». Он частенько опаздывал и столовая, где он обычно питался, была закрыта, мама отваривала картошку и говорила ему, чтобы он брал. Первое время он стеснялся. И первые три месяца вообще мало разговаривал. А потом стал привыкать. «Тетя Лена! А ты свари картошечки в мундире. Очистит и ест с молоком». В еде был неприхотливый. Брал у нас творог, молоко. Но все равно стеснялся. Брал у нас, когда только опаздывал, и столовая была закрыта.
Мама кормила его картошкой да щами; стирала ему. Стал больше разговаривать только спустя полтора года. Например, с Овчинниковым, дядей Лёшей, но немного – минут 20-25. А с нами общался мало, очень мало. И только писал, писал и писал. Ему некогда было. Он был целыми днями на работе. В воскресенье никуда не выходил из квартиры. Все писал, писал, писал. И в будни, когда приходил из библиотеки – тоже. Он как говорил: «Мне надо успеть. Сколько я потерял.
Очень много мной упущено». В Туркмене он писал очень много. В Туркмене была очень хорошая библиотека, но писал он только дома. Два раза он ездил встречаться с женой в Москву. Почти все время он был на работе, а вечером – в библиотеке. Или выйдет по дороге за поселок, там красиво было. Выйдет, посмотрит, а потом обратно, и писал. Но и по поселку ходил мало. В Турмене о том, что он писатель, никто не знал. Из того, что он писал, нам он ничего не читал. И ни с кем не делился. Читал свое только в Москве, каким-то тем людям. А здесь – нет. Лишь под конец, когда он уже уезжал, узнали, что он писатель.
В Туркмене и вообще на Решетниковском торфопредприятии было много репрессированных, потому что здесь был 101-й километр. Отношение к репрессированным в Туркмене было очень хорошим, и даже многие девушки выходили за них замуж. И после реабилитации, уезжали с мужьями в Москву.
После отъезда из Туркмена Шаламов больше сюда не возвращался. Через 20 лет после отъезда он был в Клину и встретился с какой-то своей знакомой.
В настоящее время дома в посёлке Туркмен выселены, и пустые глазницы окон об этом напоминают приезжающим, о былом величии независимого со своей инфраструктурой посёлка. В квартирах осталось много личных вещей, в том числе и фотографии. Именно эти мгновения времени и побудили меня написать эту историю. На фотоснимках чаще всего счастливые лица, а надписи на обратной стороне вызывают умиление.
Единственный житель выселенного дома оказался инвалид Сергей. С его слов, сестра ухитрилась продать его квартиру и он остался жить в старой. Благо печка в работает, а то, что свет отключили, то это не беда, дачники и жители оставшихся домов помогают, как в стародавние времена. Сергей отдал мне сохранившиеся фотографии из разных квартир, показал своих подопечных кошек. Но на жизнь не жаловался, понимая, что многие живут и хуже.
Вот такая действительность уходящей истории. Наверняка в скором времени стены домов сравняют с землей, печки в квартирах уже разбиты, так как сборщики металла уже приложили свою руку. И дела не в знаменитом поселке, а просто в промышленности, которую свели на нет уничтожив, как индустрию и сокращение рабочих мест.
Василий Кузьмин фото, звук и видео автора.